Ахов. Ты закон знаешь?
Агния. Какой закон?
Ахов. Обыкновенно, какой, как родителев почитать, как старших?
Агния. Знаю.
Ахов. Да мало его знать-то, надобно исполнять.
Агния. Я исполняю: я все делаю, что маменьке угодно, из воли ее не выхожу.
Ахов. Вот так, так. Что мать только тебе скажет, от самого малого и до самого большого…
Агния. Да, от самого малого и до самого большого…
Ахов. Вот за это люблю.
Агния. Покорно вас благодарю.
Ахов. Да еще как люблю-то! Ты не гляди, что я стар! Я ух какой! Ты меня в скромности видишь, может, так обо мне и думаешь; в нас и другое есть. Как мне вздумается, так себя и поверну; я все могу, могущественный я человек.
Агния. Приятно слышать.
Ахов. Ты слыхала ль, что есть такие старики-прокураты, что на молоденьких женятся?
Агния. Как не слыхать! Я слыхала, что есть такие и девушки, которые за стариков выходят.
Ахов. Ну, да это все одно.
Агния. Нет, не все одно. Старику приятно жениться на молоденькой, а молоденькой-то что за охота?
Ахов. Ты этого не понимаешь?
Агния. Не понимаю.
Ахов. Ну, я тебе растолкую.
Агния. Растолкуйте!
Ахов. Вот ты, например, бедная, а пожить тебе хочется; ну, там, как у вас, по-женски? Салоп, что ли, какой али шляпку, на лошадях на хороших проехать, в коляске в какой модной.
Агния. Да, да. Ах, как хорошо!
Ахов. Ну, вот то-то же! Я душу-то твою всю насквозь вижу; что на уме-то у тебя, все знаю. Вот и думаешь: «выйду я за бедного, всю жизнь буду в забвении жить; молодой да богатый меня не возьмет; дай-ка я послушаю умных людей да выйду за старичка с деньгами». Так ведь ты рассуждаешь?
Агния. Так, так.
Ахов. «Старик-то мне, мол, за любовь мою и того, и сего». (Очень серьезно.) Какие подарки делают! Страсть!
Агния. Неужели?
Ахов. Тысячные, я тебе говорю, тысячные! Еще покуда женихами, так каждый вечер и возят, и возят!
Агния. Вот жизнь-то!
Ахов. Да это еще что! А как женится-то, вот тут-то жене житье, тут-то веселье!
Агния. Да, да.
Ахов. Что? лестно?
Агния. Как же не лестно! Ни горя, ни заботы, только наряжайся.
Ахов. Весело небось?
Агния. Очень весело. Да и то еще приятно думать, что вот через год, через два муж умрет, не два же века ему жить; останешься ты молодой вдовой с деньгами на полной свободе, чего душа хочет.
Ахов. Ну, это ты врешь; сама, может, прежде умрешь.
Агния. Ах, извините!
Ахов. Ты все хорошо говорила, а вот последним-то и изгадила. Ты этого никогда не думай и на уме не держи. Это грех, великий грех! Слышишь?
Агния. Я и не буду никогда думать; это так, с языка сорвалось. Я стану думать, что молодые прежде умирают.
Ахов. Да, ну вот так-то лучше.
Агния. Вы, пожалуйста, этого маменьке не говорите.
Ахов. Что, боишься?
Агния. Боюсь.
Ахов. Это хорошо. Страх иметь — это для человека всего лучше.
Агния. А вы имеете?
Ахов. Да мне перед кем? Да и не надо, я и так умен. Мужчине страх на пользу, коли он подначальный; а бабе — всякой и всегда. Ты и матери бойся и мужа бойся, вот и будет тебе от умных людей похвала.
Агния. Чего лучше.
Входит Круглова.
Агния, Ахов, Круглова.
Ахов. Ну, теперь я вас понял обеих, что вы за люди.
Круглова. И слава богу, Ермил Зотыч.
Ахов (встает). Я теперь у вас запросто; а ужо к вечеру ждите меня гостем, великим гостем.
Круглова. Будем ждать.
Ахов. Ты не траться очень-то! Зачем?
Круглова. Это уж мое дело.
Ахов. Думала ли ты, гадала ли, что я тебя так полюблю?
Круглова. И во сне не снилось.
Ахов. Ну, прощайте! Покуда что разговаривать! Будет время. (Агнии.) Прощай, милая!
Агния. Прощайте, Ермил Зотыч!
Ахов и Круглова подходят к двери.
Ахов. А дочь у тебя умная.
Круглова. И я ее хвалю.
Ахов. А ведь другие есть… наказанье! Мать свое, она — свое. Никому смотреть не мило. (Агнии.) Слушай ты меня! Коли что тебе мать приказывает, — уж тут перст видимый!
Агния. Конечно.
Ахов. Ну, прощайте! (Уходит и возвращается.) Ты каким это угодникам молилась, что тебе такое счастье привалило?
Круглова. За простоту мою.
Ахов уходит.
Круглова и Агния.
Круглова. Была ль я жива, уж не знаю.
Агния. Кабы вы послушали, он мне тут горы золотые сулил.
Круглова. Про горы-то золотые он мастер рассказывать, а про слезы ничего не говорил, сколько его жена покойная плакала?
Агния. Нет, промолчал.
Круглова. А есть что послушать. Дома-то плакать не смела, так в люди плакать ездила. Сберется будто в гости, а сама заедет то к тому, то к другому, поплакать на свободе. Бывало, приедет ко мне, в постель бросится да и заливает часа три, так я ее и не вижу; с тем и уедет, только здравствуй да прощай. Будто за делом приезжала. Да будет тебе работать-то!
Агния. И то кончила. (Покрывает работу и уходит.)
Входит Ипполит.
Круглова, Ипполит, потом Маланья.
Ипполит. Скоро я слетал-с? А еще в Московский забежал, два полуторных коньяку протащил.
Круглова. Это зачем же?
Ипполит. Для куражу-с. Как на ваш взгляд-с, ничего не заметно?
Круглова. Ничего.
Ипполит. Ну, и ладно. А кураж велик! Выпил на полтину серебра, а смелости у меня рублей на десять прибыло, коли не больше.