Том 6. Пьесы 1871-1874 - Страница 57


К оглавлению

57

Елеся. Ну, и что же, друг единственный?

Петрович. Ну, и спрятал он меня в каменный мешок, что острогом зовут. Томил, томил, сосал, сосал деньги-то, да тогда только погулять-то выпустил, когда всего нaбело отчистил. В одном сертуке пустил. Век я ему не забуду. (Уходит в калитку.)

Михеич подходит к Елесе.

Елеся. Михею Михеичу наше почтение!

Крутицкий. Здравствуй, Елеся! А я вот целый день бродил; обещали мне помочь на бедность, да ничего не дали, так целый день даром и проходил.

Елеся. А я так слышал, что вас поздравить надо с получением, с большим получением.

Крутицкий (машет руками). Что ты закричал! Что ты закричал! Эх, Елеся! Ну, кто услышит, и убьют меня. Убить-то убьют, а найдут у меня грош; старичка за грош и убьют, даром душу и загубят. Тебе кто сказал (тихо), что я деньги получил?

Елеся. Петрович сказал.

Крутицкий. Хороший человек Петрович, я его люблю. Ты ему скажи, что я его люблю. Только он ошибся.

Елеся. Да нечто я ему верю!

Крутицкий. Ошибся он; долго ль ошибиться! Дельный человек этот Петрович, дельный.

Елеся. Еще какой делец-то! По судам ходит, дела охлопатывает.

Крутицкий. Да, да.

Елеся. Пачпорта пишет.

Крутицкий. Да, да… А кому он их пишет?

Елеся. Стало быть, кому нужно. Правой рукой пишет, левой руки прикладывает.

Крутицкий. Хорошее занятие, доходное. Хороший человек Петрович, дельный… А воров он знает?

Елеся. Первый друг им всем. Вот здесь в лавочке по ночам пачпортами и торгует. У него и печати всякие есть.

Крутицкий. И жилец он исправный, на квартире его держать хорошо.

Елеся. Что ж его не держать! За квартиру платит. Скоро нас тут, Михей Михеич, одна компания будет, потому меня лавочник в зятья берет.

Крутицкий. Хорошая компания, хорошая. Все вы хорошие люди. А я вот нынче, Елеся, гривенничек было потерял. Как испугался! Потерять всего хуже; украдут, все-таки не сам виноват, все легче.

Елеся. Зато найти весело, Михей Михеич. Вот кабы…

Крутицкий. Кому счастье, Елеся. А нам нет счастья; бедному Кузиньке бедная и песенка. Терять — терял, а находить — не находил. Очень страшно — потерять, очень! Я вот гривенничек-то засунул в жилетку, да и забыл; вдруг хватился, нет. Ну, потерял… Задрожал весь, руки, ноги затряслись, — шарю, шарю, — карманов-то не найду. Ну, потерял… одно в уме, что потерял. Еще хуже это; чем бы искать, а тут тоска. Присел, поплакал, — успокоился немножко; стал опять искать, а он тут, ну и радость.

Елеся. Да, Михей Михеич, нашему брату и гривенник деньги. Деньги вода, Михей Михеич, так сквозь пальцы и плывут. Денежка-то без ног, а весь свет обойдет.

Крутицкий. Бегают денежки, шибко бегают. Безумия в мире много, оттого они и бегают. Кто умен-то, тот ловит их да в тюрьму.

Елеся. Хитро ловить-то их; это не то, что чижей, не скоро поймаешь.

Крутицкий. Не скоро поймаешь, не скоро. (Отходит к своему крыльцу.)

Елеся (начинает красить загородку своего сада).


Чижик-пыжик у ворот,
Воробушек маленький.

Крутицкий. Ай, ай, ай! Что я слышал-то, что я слышал! Что затевают! Что девают! Вот она, жизнь-то наша! Убить сбираются, ограбить! Уберег меня бог, уберег. А я вот услыхал, ну и спрячусь, сам-то и цел буду. Ну, и пусть их приходят, пусть замки ломают. Приходите, приходите! Милости просим! Немного найдете. Мы и дверей не запрем! Хорошо бы их всех, как в ловушку, а потом кнутиком. Иголочку бы с ниточкой мне поискать. Ну, да еще поспею. Приводи гостей, Петрович, приводи! А я пока вот в полицию схожу. (Уходит.)

Выходит из калитки Лариса.

Явление третье

Елеся, Лариса, потом Фетинья, Мигачева.

Лариса. Но как вы не авантажны!

Елеся. Умыться-то недолго; да ведь сколько ни умывайся, белей воды будешь. Медведь и не умывается, да здоров живет.

Лариса. Вы, пожалуй, и на крышу влезете.

Елеся. Что ж, Москву видней-с.

Лариса. Но когда же вы мной заниматься будете? К вам и подойти нельзя.

Елеся. Ничего-с, я со всякой осторожностью. Пожалуйте, здесь довольно свободно разговаривать можно.

Лариса подходит к нему. Выходят из калитки Фетинья и Мигачева.

Фетинья. Я, матушка, никогда не закусываю, этой глупой привычки не имею.

Мигачева. Вы такая умная, такая умная, что уж я и руки врозь.

Елеся (Ларисе). Однако наши старушки разговорцу-то себе прибавили.

Лариса. Одно для них развлечение, потому как они ко всему в жизни довольно бесчувственны.

Фетинья. Почему я умна?

Мигачева. Бог одарил.

Фетинья. Потому я женщина ученая.

Мигачева. Уж одно при одном.

Фетинья. Я женщина ученая, очень ученая.

Мигачева. Другие б и рады, да негде им этого ученья взять.

Фетинья. Моему ученью ты не обрадуешься: я себе все ученье видела от супруга.

Мигачева. От супруга? Скажите!

Фетинья. Да, от супруга. Ты спроси только, чем я не бита. И кочергой бита, и поленом бита, и об печку бита, только печкой не бита.

Мигачева. Однако же…

Фетинья. Первая мне наука была за мои чувствы, что чувствительна я до всего и сейчас в слезы. Вторая за характер.

Мигачева. Что ж, ваш характер очень даже легкий.

Фетинья. Не скажи ты этого, не скажи! Женщина я добрая, точно… и если б не мой вздорный характер, дурацкий, что готова я до ножей из всякой малости, кажется, давно бы я была святая.

Мигачева. Вспыльчивы?

57