Настя. Мне вдруг наследство…
Епишкин. Дяденька их у меня в саду удавились. Ах! (Берется за голову.) А ведь говорили дураку, загороди забор.
Баклушин. А кто такой ваш дяденька?
Настя. Да он… я не знаю… как это?
Петрович. Отставной подьячий, Крутицкий.
Баклушин. Крутицкий? Да ему-то я и должен.
Настя. Ему? Вот и отлично! Уж теперь вы нам должны, вот мы вас в тюрьму, и непременно.
Баклушин. А много он вам оставил?
Настя. Я не знаю. Говорят, сколько-то тысяч.
Епишкин. Чего тут: «сколько-то»; побольше двухсот будет.
Настя. Ну, вот сколько.
Баклушин. Позвольте за вами снова поволочиться.
Настя. Позволяю.
Мигачева. Стыдно такие деньги и брать-то.
Фетинья. Да ведь уж, матушка, что ни говори, а впрок они не пойдут.
Настя (смеясь). Да, правда ваша, я знаю, что мы с Модестом Григорьичем промотаем их скоро.
Анна. Уж лучше промотайте, чем беречь так, как твой дядя берег.
Настя. Как страшна мне казалась жизнь вчера вечером, и как радостна мне она теперь!
Анна. А вот, душа моя, несчастные люди, чтоб не гневить бога, чтоб не совсем отчаиваться, утешают себя пословицею, что «утро вечера мудренее», — которая иногда и сбывается.
Действие происходит в 1672 году.
Три действия — в воскресенье, в петровское заговенье, 2 июня; эпилог — 4 июня.
ЛИЦА:
Татьяна Макарьевна Перепечина, старая вдова из городового дворянства, золотная мастерица царицыной мастерской палаты.
Наталья, ее дочь, такая же мастерица.
Кирилл Панкратьич Кочетов, подьячий приказа Галицкой чети.
Анисья Патрикевна, жена его.
Яков, их сын, писец Посольского приказа.
Василий Фалалеич Клушин, подьячий приказа царицыной мастерской палаты.
Юрий Михайлов, режиссер в труппе Грегори, учитель Якова немецкому языку.
Небольшая, чистая брусяная светличка, без печи, в доме Перепечиной, на Кисловке. В глубине дверь в чистые сенцы полурастворена В левом (от зрителей) углу светлицы, в виде чулана, отгорожена тесовою филенчатою перегородкой спаленка Натальи; дверь в нее сбоку, близ входной двери. По обе стороны окна: с той стороны, где спальня, — одно, а с другой — два. Под окнами широкие лавки с полавочниками и изголовьем. С правой (от зрителей) стороны, близ авансцены, у конца лавки, стол на точеных ножках; у стола скамьи. У перегородки, с лица, сундучок.
Наталья накрывает стол браною скатертью и ставит, на оловянном блюде, пряники, коврижки и другие сласти того времени. Из сеней впопыхах вбегает Яков.
Наталья
Откуда ты? Не с цепи ли сорвался?
Яков
Наташа, спрячь меня!
Наталья
Да ты в уме ли,
Сердечный друг? Куда я спрячу? Яков
Кириллович, опомнись! Тотчас придут
Сюда твои родители.
Яков
Гляди,
Гляди в окно!
Наталья
Чего?
Яков
Погони нет ли?
Наталья
Придумывай еще! Кому-то нужно
Погоню гнать! Беда твоя известна:
Без времени сбежал с приказу — дело
На ум нейдет, сегодня праздник. Завтра
Придешь в приказ, присадят плотно, снимут
Кафтан с тебя; не бойся, не повесят.
(Отворяя дверь своей спальни.)
Смотри сюда! Нарядно, хорошо?
И пяльчики, и зеркальце, кроватка
Тесовая и шитый положок.
А лучше-то всего, что никому-то
В уютный мой покой чик ходу нет.
(Кладет руку на плечо Якова и смотрит ему в глаза.)
Да здравствуй, что ль! Ах, глупый, и не видишь
Со страха-то, что ты один с девицей!
Стоит как пень; другой бы не зевал.
Целуй, пока помехи нет! Эх, парень!
(Целует его, убегает за перегородку и запирает дверь.)
Яков
(отшатнувшись, переводя дух)
Огнем ожгла. Ну, девушка! Да что уж
О девушках и думать, до того ли!
Досталось мне одно на долю: выть.
(Заслышав шаги, становится у самой притолоки.)
Входят Кочетов, Анисья и Татьяна.
Кочетов, Анисья, Татьяна и Яков.
Татьяна
Пожалуйте, в светелочку войдите,
Прохладно в ней в полуденное время.
Кочетов
И Яков здесь.
Яков
(с низким поклоном)
Со службы отпустили!
Татьяна
Да ел ли ты? Чай, голоден?
Яков
(кланяясь)
Маленько
Перехватил. Покорно благодарствуй!
Татьяна
Не полный стол, а что-нибудь найдется.
Яков
Сытехонек по горло.
Татьяна
Ну, как знаешь.
Неволи нет, отказу и подавно.
(Кочетову и Анисье.)
Не осудить прошу на угощенье!
Сиротское…
Анисья
Досыта угостила.
Чего еще!
Кочетов
И сыты мы и пьяны
Твоим добром сиротским.
Татьяна