Дороднов. Ну, так, значит, до приятного.
Маргаритов. Ах, постой, постой! забыл. Подожди немного!
Дороднов. Чего еще?
Маргаритов. Забыл тебе расписку дать, какие документы от тебя принял.
Дороднов. Вот еще! Не надо.
Маргаритов. Нельзя, порядок.
Дороднов. Да не надо, чудак. Верю.
Маргаритов. Не выпущу без того.
Дороднов. И зачем только эти прокламации?
Маргаритов. В животе и смерти бог волен. Конечно, у меня не пропадут, я уж теперь осторожен стал…
Дороднов. А разве было что?
Маргаритов. Было. Вот какой был случай со мной. Когда еще имя мое гремело по Москве, дел, документов чужих у меня было, хоть пруд пруди. Все это в порядке, по шкапам, по коробкам, под номерами; только, по глупости по своей, доверие я прежде к людям имел; бывало, пошлешь писарька: достань, мол, в такой-то коробке дело; ну, он и несет. И выкрал у меня писарек один документ, да и продал его должнику.
Дороднов. Велик документ-то?
Маргаритов. В двадцать тысяч.
Дороднов. Ого! Ну, что ж ты?
Маргаритов (со вздохом). Заплатил.
Дороднов. Все заплатил?
Маргаритов (утирая слезы). Все.
Дороднов. Как же ты извернулся?
Маргаритов. Все свои трудовые денежки отдал, дом продал — все продал, что можно продать было.
Дороднов. Так-то ты и в упадок пришел?
Маргаритов. Да.
Дороднов. Пострадал занапрасно?
Маргаритов. Да.
Дороднов. Небось нелегко было?
Маргаритов. Ну, уж я про то знаю, каково мне было. Веришь ли ты? Денег нет, трудовых, горбом нажитых, гнезда нет, жена и так все хворала, а тут умерла — не перенесла, доверия лишился, (шепотом) хотел руки на себя наложить.
Дороднов. Что ты! Наше место свято! Полоумный ты, что ли?
Маргаритов. Будешь полоумный. Вот так-то раз, вечером, тоска меня грызет, хожу по комнате, поглядываю, где петлю-то повесить…
Дороднов. Ишь ты, бог с тобой!
Маргаритов. Да заглянул в угол, кроватка там стоит, дочка спала, двух лет была тогда. Думаю, кто ж у ней-то останется. А? Понял ты?
Дороднов. Как не понять, голова!
Маргаритов. Кто у ней останется, а? Да так это гляжу на нее, воззрелся на этого ангела, с места не могу сойти; а в душе-то у меня точно тепло какое полилось, все мысли-то супротивные точно мириться между себя стали, затихать да улегаться по своим местам.
Дороднов. И такое это, выходит, произволение.
Маргаритов. Слушай, слушай! И с тех пор я так и молюсь на нее, как на мою спасительницу. Ведь уж кабы не она, ау, брат!
Дороднов. Да, оно, точно, бывает; только сохрани бог всякого!
Маргаритов. Так вот… Об чем я начал-то? Да, так вот с тех пор я осторожен, запираю на ключ, а ключ у дочери. Все у ней, и деньги и все у ней. Она святая.
Дороднов. Ну, к чему это ты такие слова?
Маргаритов. Что, что! Ты не веришь? Святая, говорю тебе. Она кроткая, сидит работает, молчит; кругом нужда; ведь она самые лучшие свои года просидела молча, нагнувшись, и ни одной жалобы. Ведь ей жить хочется, жить надо, и никогда ни слова о себе. Выработает лишний рублик, глядишь, отцу подарочек, сюрприз. Ведь таких не бывает… Где ж они?
Дороднов. Замуж бы.
Маргаритов. Да с чем, чудной ты человек, с чем?
Дороднов. Ну вот, бог даст, ты мне дела-то на двести тысяч сделаешь, так уж тогда…
Маргаритов. Ну, ты подожди, я сейчас тебе расписочку…
Дороднов. Ладно, подожду.
Маргаритов уходит в свою комнату.
Дороднов и Дормедонт.
Дороднов (садится). Дела-то на свете тоже всякие бывают, все разное, у всякого свое, и всякий должен о себе. И не пожалеть иного нельзя, а и жалеть-то всякого не приходится; потому вдруг с тобой самим может грех случиться, так жалость-то надо для себя поберечь. (Смотрит на Дормедонта.) Строчи, строчи! Разве поговорить с тобой?
Дормедонт. Чего-с?
Дороднов. Ты… как тебя?.. Пописухин, поди сюда поближе!
Дормедонт. Вы бы поучтивее, коли не знаете человека.
Дороднов. Ах, извините, ваше благородие! А ты живи без претензиев, сытее будешь. Поди сюда, денег дам.
Дормедонт (подходя). За что-с?
Дороднов (дает три рубля). Так, здорово живешь.
Дормедонт. Покорно благодарю-с. (Кланяется.)
Дороднов (ерошит волоса Дормедонту). Ах ты, шаршавый, не нашей державы!
Дормедонт. Полноте! что вы?
Дороднов. А что, милый друг, этот самый стряпчий не сфальшивит, если ему документы поверить?
Дормедонт. Как можно, что вы!
Дороднов. Я бы и хорошему отдал, да те спесивы очень, надо его сударем звать, да и дорого. Так ежели ты какую фальшь заметишь, сейчас забеги ко мне, так и так, мол.
Дормедонт. Да что вы! Уж будьте покойны.
Дороднов. Ну, поди строчи!
Дормедонт. Да я кончил-с.
Дороднов. Только ты стряпчему ни гугу! Ты много ль жалованья получаешь?
Дормедонт. Десять рублей в месяц.
Дороднов. Что ж, это ничего, хорошо. Тоже ведь и тебе питаться надо чем-нибудь. Всякий от своих трудов должен; потому, взгляни: птица ли, что ли…
Входит Маргаритов, Дормедонт уходит.
Маргаритов и Дороднов.
Маргаритов (отдавая расписку). На, спрячь!
Дороднов (прячет расписку). Что это у тебя за писарек такой?
Маргаритов. Что ж, писарек? Ничего. Глуповат, а парень исправный.
Дороднов. Плут, я вижу, большой руки. За ним гляди в оба.